Рутинизация войны убивает восприятие трагедии случившегося и между бесконечным ужасом и ужасом без конца сознание выбирает повышение болевого порога. Конечно, это еще и эффект сниженного масштаба: Лисичанск и Бахмут не шокируют так же, как Харьков и Мариуполь, как себя ни накачивай. Наша «Триумфальная арка» превратилась в «На западном фронте без перемен» и где-то глубоко в тылу солдата-отпускника недоуменно спрашивают, почему он еще не взял Киев.
4 месяца назад я закрыл на замок все соцсети и просто ждал, потому что у меня не было никаких соображений, что с этим делать. Однако я не привык к приватности, у меня совсем нет секретов, и сегодня я снова перевел все в публичный режим. Делаю ли я вид, что все нормально? Да, к сожалению, вот такая она, новая норма и мы её едим.
За это время много что произошло и для меня главным выводом останется, что личные трагедии всегда перевешивают мировые. Когда кто-то из россиян жалуется на то, как ему заблокировали перевод или не дали визу, а украинец в реплае с позиции морального превосходства иронизирует не надо ли помочь, посочувствовать все-таки стоит обоим. Для большинства россиян, особенно нашего с вами круга, сама война не стала личной драмой и, когда они все-таки пытаются пропустить её через себя, получается эффект человека, плачущего на похоронах незнакомца. Даже если он дествительно причастен, у тех, кого это касается, такое поведение справедливо вызывает недоумение, с какой стороны ни посмотри.
Никакого хорошего выхода из этого нет. Средний европеец ничуть не более нравственен, чем средний россиянин, и мои новые коллеги, собранные за большие зарплаты со всей планеты, уже придумали с десяток военных шуток в духе рейгановских in the soviet russia. Нет, они не стали путинистами, просто для них это тоже новая норма, благо зарплаты позволяют пережить и инфляцию, и выросшие счета за коммуналку.
Кажется, Бог нам все-таки дал сил принять то, что мы не в состоянии изменить, и нашей единственной задачей стало научиться жить со шрамом от этого принятия.